Читать интересную книгу Домой ▪ Все только начинается ▪ Дорога вся белая - Элигий Ставский

Мальчик спал на сеновале, ел за столом хозяйки, а потом на весь день убегал с деревенскими ребятами копать каких-то необыкновенно толстых червей, искать круглые оранжевые трюфели, или «яйца», как их здесь называли, а всего вероятнее его можно было увидеть на берегу с удочкой в руке. Лодка уже не интересовала его. Да и удочка, наверное, тоже. Он сидел на берегу застывший и смотрел куда-то перед собой. Леонид следил за ним из окна и, если мальчик спускался к реке, выходил из дома и, стараясь быть незамеченным, быстро шел к высокому ореху, который рос у самой воды. Садился под этим деревом так, чтобы его не было видно, и вслушивался в голоса, доносившиеся до него. Он волновался, когда мальчик был возле этой беспощадной сильной реки, которая все так и не успокаивалась, была быстрая, мутная, коричневая от глины и очень опасная даже для взрослого. Жара то и дело загоняла детей в воду. Дети устраивали на высоком берегу скользкие тропинки и голые съезжали вниз, кувыркаясь и плюхаясь в реку, а потом барахтались у берега.

Мальчик так и не научился плавать. И Леонид застывал, если кто-то вдруг начинал громко кричать на берегу.

Комната приняла новый вид. Стол был завален книгами, а на полу белели большие куски ватмана. Все было так, как Леонид и хотел: тишина с утра до вечера. Но он все равно не находил себе места. И сам не понимал, отчего в нем жила тревога и было неспокойно. Он никогда раньше не замечал, что деревня целыми днями пустая и что здесь столько гусей. Сотни, тысячи, может быть. Длинными колоннами они вышагивали от реки к дороге и выщипывали из проезжающих возов колоски пшеницы. Подстерегали возы на обочине и потом, гогоча что есть силы, бежали за ними, вытягивая шеи, размахивая крыльями и совсем не представляя, что такое колеса, вертящиеся, обитые железом, безжалостные, как эта река.

Леонид открывал книги, перелистывал и захлопывал. Брался за одну таблицу, за другую - и бросал. Махнув рукой, закрывал окно на крючок, чтобы ничего не сдуло ветром, шел в лес и бездумно бродил там под дубами. Всюду, даже на открытых местах, виднелись черноголовые боровики. Торчали прямо из травы. Казалось, что этот лес забыт и брошен. Душный воздух, и на полянках - ослепительная зелень. Лежа в траве и глядя в небо, Леонид думал о мальчике, о себе и Зине. Вот теперь ему стало совсем плохо. Теперь он и сам был разорван на части, которые соединить невозможно. Но ведь есть же у него право на счастье, и мальчик тут, наверное, ни при чем, пусть останется с Зиной. А может быть, ради мальчика... А почему нет? Так ведь бывает, что человек приходит в свой дом только для того, чтобы пообедать, почитать газету, посмотреть телевизор, а утром, позавтракав, начинать свои дела. Обыкновенная история. И какое это имеет значение, любит он Зину или нет. А кроме того, в большом городе всегда можно найти, чем занять себя. Друзья, концерт, лыжи. Ну и что из того, что Зина не понимает его, не знает, что ему нужно?.. Нет, но ведь это ложь, ложь в собственном доме. Всю жизнь быть неестественным, обворованным... Что остается? Работа? Но если в городе у него не хватало времени, так почему же сейчас он не идет в тихую, пустую комнату, где разложены книги, где окна выходят в сад и можно работать сколько хочется? Значит, его работа - это тоже не то. Просто когда-то он вбил себе в голову: «Я - изобретатель», а теперь ему жалко прощаться с этой мечтой.

Сперва он выдумал, что рожден для всех и принадлежит людям, всем людям вообще, и все несся за какой-то жар-птицей, не сумев заглянуть в душу ни себе, ни другим. Что же вышло? Теперь всем плохо: и ему, и мальчику, и Зине. А правда одна - мальчик. Мальчик - это не идея, которую можно придумать или опровергнуть... И Леонид снова мысленно возвращался к Зине, входил в дом, садился с ней за стол, говорил с ней. И нет, нет, у них ничего не может быть. Все развалится завтра же. Останется только злость друг на друга. А мальчик не виноват. Но почему они навсегда связаны втроем? Ведь может быть и так: отец и сын. Мальчик должен знать правду. Где же выход? Что ему нужно сделать?..

...Зачеркнуть старое, несоединимое. Взглянуть на вещи реально. Вот где выход. И это совсем просто. Да, конечно. Странно, что он так боялся этой мысли прежде.

Он пошел на почту. Испортил один бланк, а на другом крупными, четкими буквами написал: «Иркутск. Сообщите возможность вернуться через месяц прежнее место постоянно. Кропилин». Расписавшись, поставил жирную точку, про себя сказал: «Все». И в самом деле почувствовал себя обновленным и даже сильным.

После этого, вечером, снова связал все книги, бросил к печке начатые чертежи, попросил у хозяйки утюг и погладил себе рубашку. Размахивал чугунным утюгом, как давным-давно размахивал своей ржавой гантелью, и даже насвистывал. По крайней мере там, в Сибири, у него не будет времени на то, чтобы копаться в самом себе. Он начнет жизнь снова, много не фантазируя, делая то, что от него потребуют. И так день за днем. Всегда. До конца.

Он видел, как мальчик заглянул в окно, но сразу же убежал.

- Значит, не уезжаете еще? — улыбаясь, спросила хозяйка. Она была маленькая, худенькая, всегда в белом платке, завязанном под подбородком. — Пойдете в кино? Сегодня привезут картину.

- Может быть. — Леонид разглядывал рубашку. — Еще не знаю. Но теперь все может быть. Если приду поздно, покормите его.

- А-а-а, — хозяйка засмеялась и погрозила ему пальцем. — Панико в соломенной шляпе. В такой круглой шляпе. Красивая панико. Беленькая.

4

На следующий день - а с утра чуть все не сорвалось, потому что было свежо, но потом ветер стих, — они медленно прошли на виду у всех, кто стоял возле молотилки, гнал корову или сидел на лавке у магазина.

Было еще рано. Но потом они потеряли много времени на берегу, стоя среди скопившихся подвод, женщин и детей. После больших дождей в горах река снова начала разливаться, на этот раз еще сильней. Ночью мост затопило, и мужчины подтягивали трос и готовили новый, чтобы мост не унесло совсем. Так быстро прибывала вода.

Леонид отвязал лодку и держал за цепь, ожидая.

- Но вы в самом деле уверены, что это не риск? — Она смотрела на ревущую воду. Леонид сказал ей, что в том лесу, за рекой, можно насобирать трюфелей. Там есть сторожка, и старый лесник-венгр как-то по-особенному готовит грибы, как их не готовят нигде.

- Когда мы были в лесу и наткнулись на его дом, он принимал нас точно заблудших в пустыне. Достал две буханки хлеба, нарезал какого-то дикого лука и дал по куску копченого, разогретого над костром сала.

Шагнув в лодку, она снова удивилась себе, что так легко согласилась на это путешествие неизвестно куда.

Он пришел к ней два дня назад, вечером. Постучал и остановился на пороге. Принес в сетке сома. Эта рыба так и пропала: она не поджарила ее с вечера, а к утру сом испортился, пришлось выбросить.

- А он там и живет в лесу?

- Он всегда там. И громадная собака.

...В тот вечер, когда он принес ей рыбу и, не сдвинувшись, простоял у косяка, как будто насмешливый, но на самом деле напряженный и замкнутый, они говорили о деревне, о погоде, о чем-то еще совсем незначительном. И ни слова он не произнес о мальчике. И она почувствовала, что о мальчике не должна спрашивать, не должна говорить. Это что-то слишком глубокое и тревожное. А по его лицу поняла, что между ними что-то произошло. И когда поняла это, не знала, как вести себя и как понимать его приход. Потому, растерявшись, и согласилась на эту прогулку в лес.

Лодку сразу же подхватило и понесло по реке, как щепку, а мост трещал под напором воды, и столбы, на которых держался трос, покачивались...

За рекой началось ровное черно-зеленое поле - место для громадного стадиона. Солнце стояло почти в зените, но в поле дышалось свободно. Далеко впереди рос большой вяз.

Они шли прямо на этот вяз. Дорога была пыльная, и, обернувшись, чтобы посмотреть на деревню, она увидела, что за ними по мягкой бархатной полосе тянутся две узкие, четкие борозды.

Она была в этом поле несколько дней назад. Одна. От нечего делать перешла мост и с полкилометра прошла по дороге. Поле показалось ей скучным, пустым и мертвым. Она не увидела ничего интересного и усталая вернулась в деревню. А сейчас день был другой, весь полный движения и звуков. Даже в небо была жизнь. Подняв голову, она заметила птиц, которые кружились высоко над ней. Они были точками в синей бездне; и наверное, потому прежде она их не замечала. Потом, наклонившись, увидела, как прямо у ее ног шмыгают серо-желтые ящерицы, проворные и юркие. И слышала, как гудит и звенит воздух, весь наполненный стрекотом кузнечиков, жужжанием пчел и шмелей. Это поле шевелилось и было живым.

- Странно. — Она засмеялась, глядя по сторонам.

- Что?

- А я подумала, что эти птицы - орлы.

- Так это и есть орлы.

- В самом деле это орлы? — Она снова запрокинула голову.

- Ну конечно. Это - орлы.

- И вот про эту речку я тоже ничего не знала.

Узкая, почти неподвижная река, с коричневой водой и зеленая от водорослей, с обеих сторон заросла кустами. Свод из веток закрывал ее всю. Солнце лишь кое-где прорывалось к воде. Но там, где его лучи проникали сквозь кусты, толща воды становилась прозрачной. Это были темно-желтые столбы, уходящие куда-то очень глубоко, и там, приглядевшись, она заметила неподвижных, точно это были затонувшие палки, щурят. Казалось, если быстро нагнуться, их можно схватить рукой.